Ты великолепна во всем своём ужасе, когда на несвежий суп слетаются мухи,
когда люди к друг другу слепы и глухи, когда неба не видать от тоски
и дыма нефтеперерабатывающих заводов, я люблю по утрам запах бензина
даже когда становится невыносимо, розовые химоблака мне страшно близки.
Остов старого мира щерится трубами заводов и картонными коробками, где живут негры, и мы,
неблагополучие, мечты о лучшем, патриотизм умирает первым, когда не хватает средств и нервов,
бюрократия душит, режет договорами найма, злые лица в администрации, почувствуй себя как кот на кастрации,
неполноценным, гражданином страны несуществующей, запуганнным маленьким и беспомощным,
почему же принято так слуг бояться?
А я равнодушно рассматриваю кишки размазанные по асфальту колесом машины
уже не поймешь толком - кошка или псина, красное месиво и немного шерсти,
у меня свои дела, я проезжаю мимо, вкалываю наркоз и ухожу в тоннели города, пропахшего резиной,
где автомобили похожи на хищных животных, проглотивших в себя пару-тройку людей, давно идет процесс переваривания,
незаметный для лишенных идей, автомобилистов, завернутых в свои жирные лоснящиеся пошлостью мысли,
почему же принято так уважать их?

застревать же между комками в своих рестницах, каждый день мылиться и мыться дабы пахнуть как цивилизационный продукт, нежным искусственным душком, мы уже не животные, при встрече мы не нюхаем под хвостом.
а в общем-то всё же близки к меньшим нашим братьям, по образу действий, стратегии мышления и понятиям. Интеллект давно раскаланялся перед прозорливостью инстинктов, в сводках газет героями становятся насильники и убийцы, пропойцы и кровопийцы, и их сезонные миграции в районы Лондона и Ниццы.
ничего русского не осталось, последний из могикан скончался при родах, ещё во времена буйств Есенина, балалайки, неграмотного народа,
был дух святой - да весь вышел, теперь все просвещены и цивилизованы,
а Идея подохла, как-то незаметно, в маленькой районной больнице, в сыром холодном корридоре,
на койке, там где окно заклеенное старой клеенкой,
одинокая, слепая, обессиленная, свели в могилу допустимым насилием.
Некому теперь бороться с законами конституции, выдуманной когда-то для чьей-то выгоды,
безыдейный народ в непрерывной проституции тела и мозгов
однажды таки загнется от оков.